Валерию Брюсову
из сборника «Жемчуга»
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры! Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки, У того исчез навеки безмятежный свет очей, Духи ада любят слушать эти царственные звуки, Бродят бешеные волки по дороге скрипачей. Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад и когда горит восток. Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье, И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, — Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь. Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело, В очи, глянет запоздалый, но властительный испуг. И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело, И невеста зарыдает, и задумается друг. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
Скрипка издергалась, упрашивая, и вдруг разревелась так по-детски, что барабан не выдержал: «Хорошо, хорошо, хорошо!» А сам устал, не дослушал скрипкиной речи, шмыгнул на горящий Кузнецкий и ушел. Оркестр чужо смотрел, как выплакивалась скрипка без слов, без такта, и только где-то глупая тарелка вылязгивала: «Что это?» «Как это?» А когда геликон — меднорожий, потный, крикнул: «Дура, плакса, вытри!» — я встал, шатаясь полез через ноты, сгибающиеся под ужасом пюпитры, зачем-то крикнул: «Боже!», Бросился на деревянную шею: «Знаете что, скрипка? Мы ужасно похожи: я вот тоже ору — а доказать ничего не умею!» Музыканты смеются: «Влип как! Пришел к деревянной невесте! Голова!» А мне — наплевать! Я — хороший. «Знаете что, скрипка? Давайте — будем жить вместе! А?»
Скрипка стонет под горой. В сонном парке вечер длинный, Вечер длинный — Лик Невинный, Образ девушки со мной. Скрипки стон неутомимый Напевает мне: «Живи...» Образ девушки любимой — Повесть ласковой любви.
Какой тяжелый, тёмный бред! Как эти выси мутно-лунны! Касаться скрипки столько лет И не узнать при свете струны! Кому ж нас надо? Кто зажёг Два желтых лика, два унылых... И вдруг почувствовал смычок, Что кто-то взял и кто-то слил их. «О, как давно! Сквозь эту тьму Скажи одно, ты та ли, та ли?» И струны ластились к нему, Звеня, но, ластясь, трепетали. «Не правда ль, больше никогда Мы не расстанемся? довольно...» И скрипка отвечала да, Но сердцу скрипки было больно. Смычок все понял, он затих, А в скрипке эхо все держалось… И было мукою для них, Что людям музыкой казалось. Но человек не погасил До утра свеч... И струны пели... Лишь солнце их нашло без сил На черном бархате постели.
За Паганини длиннопалым Бегут цыганскою гурьбой — Кто с чохом чех, кто с польским балом, А кто с венгерской немчурой. Девчонка, выскочка, гордячка, Чей звук широк, как Енисей, — Утешь меня игрой своей: На голове твоей, полячка, Марины Мнишек холм кудрей, Смычок твой мнителен, скрипачка. Утешь меня Шопеном чалым, Серьезным Брамсом, нет, постой: Парижем мощно-одичалым, Мучным и потным карнавалом Иль брагой Вены молодой — Вертлявой, в дирижерских фрачках. В дунайских фейерверках, скачках И вальс из гроба в колыбель Переливающей, как хмель. Играй же на разрыв аорты С кошачьей головой во рту, Три чорта было — ты четвертый, Последний чудный чорт в цвету.
Какой-нибудь предок мой был — скрипач, Наездник и вор при этом. Не потому ли мой нрав бродяч И волосы пахнут ветром! Не он ли, смуглый, крадет с арбы Рукой моей — абрикосы, Виновник страстной моей судьбы, Курчавый и горбоносый. Дивясь на пахаря за сохой, Вертел между губ — шиповник. Плохой товарищ он был, — лихой И ласковый был любовник! Любитель трубки, луны и бус, И всех молодых соседок... Еще мне думается, что — трус Был мой желтоглазый предок. Что, душу черту продав за грош, Он в полночь не шел кладбищем! Еще мне думается, что нож Носил он за голенищем. Что не однажды из-за угла Он прыгал — как кошка — гибкий... И почему-то я поняла, Что он — не играл на скрипке! И было всё ему нипочем, — Как снег прошлогодний — летом! Таким мой предок был скрипачом. Я стала — таким поэтом.
То, что слову не дается, Пусть без слов расскажут звуки. Взять мне скрипку остается, Взять смычок и скрипку в руки. До тех пор, пока до неба Мчатся думы — наши крылья, И душа в нас просит хлеба, — Пусть я сердце в песне вылью! Мой смычок, будь полон силы, Будь ему послушна, скрипка! Все, что дорого и мило, Я доверю песне зыбкой. В скрипке громы раздаются, Скрипка сердце рвет на части. Если струны не порвутся, Я сыграю вам о счастье. Пусть сольется гул дубравы С шумом поля золотистым. Пусть коса тугие травы Подсекает с легким свистом. Я хочу сыграть на скрипке То, что ночью в темной хате Мать поет, склонившись к зыбке, Задремавшему дитяти. Весь народ я обняла бы Песней жаркой и свободной И в алтарь передала бы Золото души народной. И у врат его открытых Эта песня с новой силой Поднимала бы забитых И соседей веселила. То звучала бы молитвой, То проклятьями гремела И звала народ на битву, — Только б струны были целы! Что ж, начну я. Струны туги. Лег на них смычок мой гибкий. Вот уж к вам, друзья — подруги, Первый звук летит со скрипки!
из цикла «Арфы и скрипки» (1908-1916)
Смычок запел. И облак душный Над нами встал. И соловьи Приснились нам. И стан послушный Скользнул в объятия мои... Не соловей — то скрипка пела, Когда ж оборвалась струна, Кругом рыдала и звенела, Как в вешней роще, тишина... Как там, в рыдающие звуки Вступала майская гроза... Пугливые сближались руки, И жгли смеженные глаза...
Сменив уют и тишину На фронтовую обстановку, Попала скрипка на войну, В одну компанию с винтовкой. Владелец взял ее с собой, Не в силах разлучиться с нею, В огонь и дым передовой, В залитые водой траншеи. И между схватками,когда Война давала передышку, Касался струн скрипач-солдат И волновался, как мальчишка. Шли непрерывные бои, И горю не было предела, А скрипка пела о любви, О красоте и счастье пела. А скрипка пела про свое Среди страданий и печали И струны тонкие ее Тепло и нежность излучали. И изнуренные бойцы Вдруг улыбались удивленно. И ветераны и юнцы, Едва пришившие погоны. И в пенье чистом, как роса, Им слышались необъяснимо Тоскующие голоса Далеких, как мечта, любимых. И вспоминались ясно вдруг Невест и жен родные лица, Среди свинцовых долгих вьюг, Успевшие почти забыться. И легче становилось им, Пускай на краткий миг, но все же, Как будто заглянув к родным, Перешагнув родной порожек. А музыкант водил смычком И волновался, как мальчишка, И ничего не знал о том, Что он давно у смерти в списке. И снайпер, спрятавшись вдали, На мушку взял его однажды, А скрипка пела о любви, Великодушной и отважной. И рухнул на траву он вдруг И умер ,даже и не вскрикнув, Мгновенно выронив из рук Простреленную пулей скрипку. У серебристого ручья, Среди ромашковой поляны Похоронили скрипача Печальные однополчане. И в бой, что ждал их впереди, Отправились солдатским строем, А он со скрипкой на груди Лежал, засыпанный землею. И не окончилась война, И было крови все ей мало, Но что-то светлое весна На струнах радуги играла...
Скрипачка в красном, Простой и ясный Мой огонёк - Сыграй, артистка, Что счастье близко, А путь далёк. Скрипачка в красном, Свой номер классный И свой каприз - Что грусть напрасна, Что жизнь прекрасна - Сыграй на бис! На лице улыбка, На колечке проба… Расскажи мне, скрипка, Про любовь до гроба. Люди будто реки… (В лунных тенях веки…) Может быть ошибка - Что к одной навек Я прикован, скрипка! Всем, ктО в остроге, Кто нЕ при боге, Кто одинок - Сыграй, артистка, Что счастье близко, Да путь далёк… Сыграй - что в мире, Кто терпеливей - Тому и приз… Что жизнь прекрасна, Что грусть напрасна - Сыграй на бис!
Владеешь скрипкой, как я рулём. С ними - мы вровень с богами. А вот без них - уже не дойдём До звуков и далей ногами...
Рыдает скрипка в тёмном зале, Сердца сжимая, льёт тоску, И звуки, полные печали, Всё гуще, как мазок – к мазку. Душ бездны звуками открыты, И в сокрушенье светлый дух, Но слёзы жалобы излиты, Звук новый озаряет слух. Таинственная сила Света..., Надежды синяя звезда... Доступно счастье в жизни этой! Свет можно чувствовать всегда! Звук плыл животворящий, дивный. Он ободрял, он возвышал, Тянул туда, где – светоливни, Где то, что каждый здесь искал.
В каждом сердце есть больная рана В каждом сердце не стихает плач Вышел на арену ресторана Наглухо обкуренный скрипач А когда он медленно и нежно Поднимал опухшие глаза В зале умолкали все девчонки И на миг умолкли фраера А скрипач наигрывал на скрипке Строя горы с человечьих мук И со стоном вырывались струны Из его ошеломленных рук Скрипка скрипка не могу я больше Перестань родимая не плачь Пусть тебя как девушку нагую До утра ласкает твой скрипач Скрипка что оборванные нити Обмотала с головы до ног В зале ктото крикнул: «Повторите!» Но скрипач играть уже не мог
Мир безумный, сумасбродный - то ли паперть, то ли плаха, Суета, разор и смута, плач и ругань, шум и гам… А в подземном переходе музыкант играет Баха. Снисходительно и скудно деньги падают к ногам. Мельтешит поток прохожих, обгоняющих друг друга, Племя сытых и голодных пробегает, топоча. И просительно, призывно им вдогон несется фуга Из-под красных и озябших, нервных пальцев скрипача. …Этой жанровой картинке дай любое толкованье: Назови гримасой века, заклейми её, поняв, Что на заработки вышло молодое дарованье, Высочайшее искусство на подачки разменяв. Только, если не бояться говорить высоким слогом - Пусть он суетен и грешен, но смычок в его руке - Всё равно посредник между композитором и Богом, Даже здесь - в убогом, смрадном и заплеванном мирке. Посреди забот и тягот, посреди больной эпохи, В темной яме перехода вдруг очнусь, приторможу, Вдруг почувствую, как горло перехватит мне на вдохе - И в разверстый зев футляра что-нибудь да положу. За внезапное смятенье, за сумбур в душе голодной, Стосковавшейся по небу, - воздаю, не подаю Современному Орфею в современной преисподней, Приносящему на паперть скрипку вещую свою.
Скрипач играл забытые мотивы, Смычок в руке - волшебное перо. Посланник красоты и гордой лиры... Играл на бис... В слезах его лицо. Лилась надеждой музыка разлуки, Надеждой предстоящих новых встречь. Шумящий зал затих под эти звуки... Лишь тихий плачь,да вздрагиванье плеч. Играл солист ниспосланный любовью. Терзала скрипка музыкой без слов. С отчаяньем каким-то,с грустной болью, Несла в сердца мир потаенных снов. Переливались звуки лунным светом, Сонетами прекраснейших стихов - То вечность с нами делится секретом, Любовь и верность в музыке без слов
Я жду тебя уж столько дней... Внутри, в душе, холодный иней. И лишь мгновенья счастья памяти моей Дают надежду и спасенье. Ну с чем могу сравнить я мир, Который сущность раскрывает, Воздействуя на душу, как эфир, Как скрипка, нежно слух лаская. Любовь - и скрипка и смычок. Игра ее не знает власти: Нет гения - она молчок. Но любишь - она жажда страсти! Изгиб ее, как нежный стан Струна ее, как волос медью Смычком проводишь по местам Воспоминаний, будто ветер. Она звучит и радостно и горько, Пьяня от страсти, голову кружа Играть на ней ведь можно только... Имея гений. Жить этим лишь дыша. Как скрипка жду тебя уж сколько дней, Чтоб растопил в душе холодный иней. Сыграть смычком по струнам сущности моей Ты смог бы так, как Паганини.
Раскрывает душу скрипка перед слушателем тонким – То журчит волною зыбкой, то что колокольчик звонкий! То косой, как в травах росных, просвистит по струнам крайним, То мольбой и просьбой слёзной сердце жалостное ранит. Со стихающим стаккато табуном в поля ускачет, Иль обманутой девчонкой в горестном зайдётся плаче. Призадуматься заставит под глубокие регистры... То в ребяческой забаве брызнет смехом серебристым. А влюбившись ненароком, запоёт в надежде ложной. То вдовою одинокой застенает безнадёжно. То далёко, то вдруг рядом зверем раненым завоет, То, играя тремоландо, жутким трепетом накроет. А бывает, скрипка манит разом отмести заботы - Хмелем напоит буянным, вдруг в аллегро бросив ноты! И понять бывает мукой – враз порвать струну рискуя, То смычок рисует звуки? или ли сам под них танцует!
Запирая прошлого калитку, Прятала за пазуху ключи, Душу, будто раненую скрипку, Снова петь пыталась научить. Заново натягивая струны, ДО смерти расстроенной души, Бережно прикладывала руки, И учила настоящим жить. Струны извивались и скрипели, Мучились, дышали тяжело. Но, младенцем в мягкой колыбели, Я впитал щеки ее тепло. Позабылись прошлого ошибки, В новое грядущее иду. А судьба другие лечит скрипки, Как и я, попавшие в беду.
Мне приснилась, мне привиделась Несказанная печаль: Скрипка верная обиделась И ушла от скрипача. Пылью, серой и удушливой, Опостылело дышать. И ушла она, ненужная, Тихо струнами дрожа. Недотепа выл и каялся, Гладя щеку и плечо, И заплаканными пальцами Трогал сломанный смычок. То ли правда, то ли выдумка? Беспросветная тоска. Музыкант всю душу выплакал, Но ее не отыскал... Все приснилось ночью темною. Плавал месяц-звездочет. И любовь рукою теплою Обнимала за плечо...